Мальчишки, девчонки!

Сережка принес тюльпаны. Лялька выпрыгнула из кресла, пошлепала наливать воду в вазочку. Было уже сумеречно, зажгли верхнюю люстру. Сережка прошелся по комнате, взял книгу о буддизме, сел в углу, на стул, на свое обычное место. И при свете люстры Алена увидела, что перед ней и везде, где прошел Сережка, плавают серебристые голубоватые ворсинки от его пушистого свитера.
И воздух от них окрасился в голубоватый цвет. Ворсинки период были такие маленькие, что ими можно было дышать. Алена шагнула в этот окрашенный голубоватыми ворсинками воздух и стала ими дышать. «Что я делаю? — укоряла она себя. — Зачем дышать этим воздухом? Ведь это всего-навсего серая, пусть серебристая, пыль».
— Давыдова, ты что? — спросила Лялька, ставя вазу с цветами на стол.
И все увидели: Алена стоит и как-то странно дышит. И Алена увидела их глазами себя со стороны. Ее застигли врасплох. Она уже не собиралась им говорить то, что для нее стало важным в этот неожиданный вечер. Но тут надо было немедленно что-то говорить, и Алена сказала:
— Мальчишки, девчонки! Я знаете что поняла? — И руки к груди прижала, чтобы сразу поверили.
— Что ты поняла?
— Про Рыбу, особенно про Марь Яну. Они — люди! Пауза была недолгой. А потом все разом грохнули.
— Нет, не в этом смысле, я сейчас объясню.

Хозяин провел гостей.

Да, собственно, чего ему было нервничать. С земельным переустройством он еще ничего не успел сделать, наметил только план, но план тот был лишь в его голове, никому не ведомый. Л что касается денег, за которыми приезжал Мемлекетов, то тут вовсе ничего страшного нет: не скажут же следователю Саидов, Халимов и Мусаханов у кого они брали деньги. А если скажут, можно повернуть иначе: нажим, подневольность.
Не лыком шит Алишер Усманович Кайдыггарлиев далеко не лыком.
Хозяин провел гостей вокруг дома, не очень большого и довольно запущенного, но только они завернули во дворик, как все изменилось — опрятность виделась во всем. Опрятность и тщательный уход. Хауз в цветах. Дорожка из кирпича, которая подходила к аккуратным мосткам, обсажена розами, несколько клумб с пионами и другими цветами, неизвестными Тихову, веселили глаз. На террасе тоже все аккуратно, хотя и не богато.

Да, уважаемый.

Благо, не так уж и долог путь до дома Юсубалиева. Возле него Тихов с двумя сотрудниками милиции вылез, остальные поехали в правление.
Тихов не надеялся застать председателя дома, его должны были те, уехавшие в правление, направить сюда, до этого же он хотел просто осмотреть дом, пройтись по саду. Освоиться, короче говоря, изучить объект. Вдруг что-то привлечет особое внимание. Но каково же было его удивление, когда хозяин встретил приехавших, едва они отворили калитку.
Никакого смущения. Он даже не скрывал, что знал об их приезде. Так и сказал:
— Дастархан ждет вас. Когда у человека пустой желудок, он — недобрый.
Можно, конечно, отказаться, сразу предъявив ордер на обыск, но Тихов не забывал специфики республики, поэтому счел нужным лишь уточнить:
— Если вы готовились к нашему приезду, то, выходит, знаете, с какой целью мы здесь?
— Да, уважаемый.
— И кто, интересно, вас информировал?
— Узун кулак, уважаемый. Есть такое дело у нас, узбеков,— и после малой паузы, вновь пригласил: — Дастархан ждет вас.
Уверенно вел себя. Очень спокойно. Вроде бы и в самом деле встречал гостей если не дорогих, то во всяком случае весьма желанных.

За окном летел снег.

За окном летел снег, но не вниз, а параллельно над землей и вверх. Он завораживал, начинало казаться, что так уже было, что в этом повторении и заключены вечность и бесконечность.
Анна Федоровна начинала привыкать к тому, что она за своим столом, в своем классе. Ребята молча записывают, она диктует и поглядывает, как обычно, в окно. Она и дома выбирала какой-нибудь объект (занавеску на окне, корешки книг), на который смотрела, сосредоточиваясь, и думала, «держа» глазами объект внимания. В школе этим объектом было окно, точнее, деревья за окном, а сейчас — снег.
«Я же много знаю,— думала учительница.— И Базена я читала. Как же так получилось, что я покорно читаю им список практикантки, составленный из случайных книг, вряд ли ею самой прочитанных».

Он указал на лес.

Когда они выезжали вчера, Остапчук как раз здесь сказал, что далеко бой слышно. Тогда сосна была от него влево.
Теперь боя не было слышно.
— Может, наших потеснили? — предположил Григорий. И сам не поверил в свои слова.
Что же означала эта чудовищная,  странная тишина?
Еще проехали километра два. Тихо. Пошли уже совсем знакомые места. За поворотом в стороне медсанбат будет виден. Повернули.
— Что за черт! — искренне удивился Григорий.— Местность, что ли, не узнаю?
— Разрешите остановиться, товарищ старший стул лейтенант,— вдруг попросил Остапчук. — Медсанбат тут и был, да, видно, снялся. Вон люди идут из никодимовского полка. А то так-то приедем.
Он указал на лес. Сторонясь дороги, между соснами вразброд брели навстречу солдаты, человек десять.
— Глуши!—сказал Григорий и, первым выскочив из кабины, пошел с дороги в лес навстречу солдатам.