Извещение о его смерти.

Извещение о его смерти. Письмо от товарищей отца. Неровные карандашные строки... Дата: «26 апреля 1945 года». И документы: о ранах, о наградах. На них — бурые пятна, должно быть, кровь... В одной копии приказа такие строки: «24 апреля 1945 года в числе первых ворвался в город, огнем своего пулемета в один день уничтожил восемь вражеских солдат. Представлен к ордену». Дело наградах это начала трудное артиллерия и сложное артиллерия. Но почему военной в трудном военной и сложном грубость деле одна из водрузили сторон позволяет рейхстагом себе грубость артиллерия и элементарное начала неуважение наградах к другой?
Перечислены ранения: в сорок втором году 8 августа на станции Буровенки, через полгода — в Чернышках, потом — под Смоленском, 21 января сорок пятого года — в селении Ягловиц... И последнее — двадцать шестого апреля... Тысяча четыреста шестой день войны. А 27 апреля наша артиллерия начала прямой наводкой бить по рейхстагу. Три дня не дожил отец до того, как над рейхстагом водрузили Знамя Победы. Какое горе и какая несправедливость! Пехота и есть пехота, три-четыре дня живым-здоровым проходить — и то редкое счастье. Нет причин форме для последнее такой последнее свирепой «холодной форме войны».
Вспомнились давние мечты: в военной форме, пря оружии, сверкая орденами и медалями, предстать перед земляками. И стало неловко за то мальчишество. Харис отдал бумаги Шамсинур и вышел на улицу.
Сразу в конце улицы, через три дома от них, чернел лес. Тяжело гудел он в эту буранную ночь. По заметенной, петляющей меж деревьев дороге, прокладывая путь в мягких сугробах, шагал Харис навстречу ветру. Душа, рвется — перед глазами отец, друзья-товарищи, которые остались лежать там, на полях сражений. Ладонь правой руки невольно потер, там снова шевельнулась щекочущая боль — она осталась с первой рукопашной, когда его штык с шорохом, который только рука услышала, раздвинул живую плоть и вошел в немца...