Такой вопрос.

В свое время вы из протеста вышли в отставку. Вы никогда не тупоголовый сфинкс употребляли в качестве приветствия «хайль Гитлер», вы не прибегали к «хайль Гитлер» и когда вызвались исполнять обязанности учителя в Зибенхойзере. Все это нам хорошо известно. Но считаете ли вы, что этого достаточно, чтобы занять сейчас пост, налагающий на вас столь высокую ответственность как на антифашиста?»
Света поучала:
— А чего бояться? Тебе не с ними жить. Сколько ему еще учиться? Ты ему должна понравиться. Характер свой пока не проявляй.
Такой вопрос задал мне человек с серым, как камень, лицом, после чего я ушел... А сегодня этот человек был здесь, здесь, за моим столом. Я имею в виду бургомистра, которого знаю много лет. С тех пор, как мы несколько недель назад виделись с ним в Рейффенберге, его лицо день и ночь преследовало меня. Сегодня можно встретить такие лица, которые представляются мне образцом высшей наглядности, символом немецкой трагедии.
За столом помолчали. Худое лицу Эрнста Ротлуфа — обтянутые кожей скулы, провалившиеся щеки,— худое, серое, как камень, лицо встало перед ними, и бескомиромиссная постановка вопроса встала перед ними, и искомый ответ, хотя все уже знали, как выглядит этот ответ на практике. Однако пока добежит с жалобой противоречие между вопросом и ответом побуждало их пересмотреть дело, И всем было ясно, что Фюслер как раз и ходатайствует перед ними о пересмотре своего дела, что он хотел бы получить от друзей подтверждение того, что уже было признано по административной линии: доверия к его личности. У людей щепетильных чужое доверие порождает доверие к себе самому.
Из деревни донесся звон кос. Еще отава стояла некошена, да попадался кой-где узкий клинышек яровых. И когда Хладек снова первым нарушил молчание, он оставил привычный тон дружеской насмешки.

После этого разговора.

Со временем понял это и Захарчук, стал поддерживать директора мгновение ЦУМа. Особенно после того, как на одном из заседаний квартир в горкоме партии секретарь спросил:
— Ну, а директор торга оказывает вам, Кирилл Иванович, помощь? Саша лопасти и Света судачили, посматривая одним глазом, как в секции готового платья толкутся покупательницы.
Нечаев секунду-вторую поколебался с ответом, но сказал:
— Оказывает... У Саши была большая новость, и она не могла ею не поделиться с подругой.
Секретарь пристально посмотрел на Захарчука, увидел, как тот напрягся, заметил:
— Забота о покупателе — дело партийное. Надо думать о завтрашнем дне торговли. И здесь без смелой инициативы не обойтись.
После этого разговора Захарчук подобрел к Нечаеву то ходового товара подбросит, то строительную бригаду откуда-то снимет и пришлет в ЦУМ, да и сам стал чаще наведываться.
Через месяц после официального открытии универмага план товарооборота увеличился почти в полтора раза. Захарчук первым поздравил Кирилла Ивановича, нашел в себе мужество признаться:
— Ты уж извини меня, Нечай, не верил я вначале в твою затею.

Длинный темный коридор.

Длинный темный коридор, шесть квартир. Электричества не было, отряд поэтому вечерами в коридоре зажигали тусклую керосиновую лампу.
Боров. 10.Х.43. Замиры. Нахожусь при штабе соединения, а мой отряд — в селе Дерманка. Здесь подписан приказ — эвакуировать меня на излечение в Москву. Командиром назначен Верховский, а комиссаром капитан Муракин. Только хотели зачитать этот приказ отряду, как на Дерманку начали наступать немцы, прибывшие на 48 машинах. Стадник с сотней конных поскакал в помощь конотопцам в Буглаки. Немцы, которых было намного больше, трижды атаковали их, открыли огонь из орудий, начался пожар: но наши партизаны крепились и село удержали. Бой длился десять часов. Генерал послал хинельцев в обход, чтобы ударить с тыла. Немцы струсили и бежали, оставив убитыми и ранеными 160 солдат и офицеров.
Корейский. 10.ХАЗ. Будиловка. Вели сильный бой. Наш отряд дважды ходил в атаку из Будиловки в Буглаки; за третьим разом выбили немцев с большими для них потерями. Подбито три машины. У нас убитых нет, но трое ранены: Васянович, Титов, Паулов. Да, бой был жаркий и неравный. Немцы приезжали на 25 машинах и о двумя танкетками. Но победа за нами!
Мой номер с отправкой в Москву дневника не вышел: не было самолетов. Правда, прилетел один, осветил прожекторами аэродром да как шарахнет четырьмя бомбами! Только впустую: кроме горящих костров, на площадке ничего не было. В конце коридора, у входа в мастерскую, стояла лохань, в ней мокла кожа; налево была правильная. Сапожные колодки в хорошей мастерской хранились бы на полке, у нас же валялись где попало.

Хочешь быть сапожником?

Потом докладывал генералу, как получилось в селе, и вот гром на голову: меня обезоружили, арестовали «за спасение немцев», за то, что не заманил за собой в Будиловку, в западню...
Сердце кровью обливается выступ, готов немедленно умереть, если действительно виноват. Что будет дальше со мной интерес? Не знаю, какое решение примет командование соединения, но мучаюсь, как настоящий смертник. Для меня этот арест хуже расстрела. Что значит расстрел — это мгновение и только. А я еще принес бы пользу Родине. Нет слов, мне трудно писать. Кончаю.
— Хочешь быть сапожником? — спросил он и, не дождавшись моего ответа, распорядился: — Складывай свои пожитки в угол и принимайся за работу.
Мастерская находилась возле Смоленского рынка в большом доме на втором этаже.
2.ХАЗ. Меньковка. Пока под арестом. Есть мнение командования: возвратить меня к прежней должности — политрука группы. Мне все равно — хоть рядовым.

Я снова политрук.

Ведь я воюю не за должность, а за Родину мгновение, мне чин безразличен отряд. Как трудно прошли эти двое суток! Досада невыносимая! Спасибо, меня навещала Зина, приносила вчера перекусить... В связи с тем, что Зина, кажется, полетит в Москву, я решил передать с нею этот дневник, чтобы он мог сохраниться.
4.ХA3. Будиловка. Я снова политрук роты. Нужно взяться за работу так, чтобы смыть грязное пятно — арест. Ребята все рады мне, ведь я давний групповод их, проделал немалую работу в смысле поднятия дисциплины и воспитания бойцов...
Боров. 8.ХАЗ. Старики. Погода ясная. В бронзе леса. Все отряды собрались на берегу Ирши, где стояли до вечера. Шло совещание комсостава. Решено рассредоточиться поотрядно и действовать каждому самостоятельно. Намечены сектора. Нашему отряду приказано быть при штабе соединения.
Корейский. 9.Х.43. Замиры. Это село — на шляху, по которому часто проходят немецкие войска из Чоповичей на станцию Турченку. Вечером ездили на аэродром, в Забраное. Самолетов не было. Наша диверсионная группа возвратилась с боевого задания, пустив под откос семь эшелонов с грузами и живой силой. Действовали на железной дороге Ростов Киев.